Автор |
Тема: Архивное хранение (Прочитано 1653 раз) |
|
Guest is IGNORING messages from: .
Mogultaj
Administrator
Einer muss der Bluthund werden...
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 4173
|
Некоторые тексты, которые (если я не ошибаюсь) раньше не выкладывались в Уделе и за редкими исключениями не выкладывались в других местах сети.
Работа над источником.
Вечный свет, псефизмы и софизмы,
бог, который, в сущности, любовь,
пропасть ада, прелесть янсенизма
и субстанций ласковая кровь, -
это геньяльный Блез Паскаль
интуитивно познаваль.
Но когда заходит речь о деле,
где бы мы ее не завели, -
от затрат по выпуску "Шанели"
до устройства неба и земли, -
здесь интуиция - первый шаг,
дальше - обрыв, окопы, враг.
Опыленье, опыт, опытанье...
Блез Паскаль не мудрствует пока;
он уходит ночью на заданье
и к утру приводит языка.
Город уснул и видит сны,
клещи давно раскалены.
Без надежд, без страха, без сомненья,
рассекая факелами тьму,
он пытает Божие творенье,
и оно ответствует ему.
Копятся вещие слова
пыточной сказкой вещества.
Нет, не плачь! Все будет честь по чести;
жданный час нежданно настает,
и они, сплетясь, взмывают вместе
саламандрой в пламенный полет!
Как там В.В. изобразил?
"...неописуемый сквозил".
Ни постом, ни смертью, ни молитвой
не исторгнуть мне Твоих щедрот.
Только судорога, только битва,
истязанье, трение и пот!
Семя и кровь утри, сынок:
руку достойного держит бог.
Пепел Неммерсдорфа.
Над Кенигсбергом благодать;
недаром третий век
идет по городу гулять
прозрачный человек.
Он смотрит вверх, он смотрит вниз;
в большом восторге он:
какой, однако, парадиз -
и звезды, и закон;
и ты не то чтобы листок
в осенний листопад -
а мимо Лееб на восток
ведет своих солдат.
И в них закон, и с ними бог!
Для тех больших затей
они шагают на восток,
не пощадят детей.
Плечом к плечу на смертный суд
они шагают в ряд,
а победители придут -
детей не пощадят.
Twelve hundred of faiths all have their turn
and each one somehow jerks,
but the ghosts in their skies they gave me to learn
How It Really Works!
How it really works, уou lad,
how it really works.
If You want to be fit You shall never get rid
of How-It-Really-Works!
Twelve myriad of men have their God and their Law
to tell them their Hopes or Woes,
but the ghosts in their seas they made me to know
How It Really Goes.
How It Really Goes, you lass,
how it really goes.
If You run this Empire shall You ever inquire
for How-It-Really-Goes?
Twelve million of hearts they’re under their spell
and quiet is every one.
But the ghosts in their Hell they love me to tell
How It’s Really Done!
How It’s Really Done, you folks,
and was done and will ever be done.
If You rule this Empire You should never inquire
for How-it’s-really-done!
Хэмберту Хэмберту.
Наведя мосты, разорив казну,
пригоняя полки пред лицо свое,
хорошо ты начал свою войну,
да в каких краях окончишь ее?
Бесполезно небо, крепка земля,
и цари говорят: "Приди и возьми",
но никто не повторит - ни ты, ни я -
одноразовый трюк Талифа Куми.
А Второго не знать тебе никогда,
не дождаться клятв от своих людей:
под руками царей поют города,
а кому хорошо на твоей воде?
Колесницы твои сгорят в боях
и чума сотрет твою красоту,
потому что бесплодна доблесть твоя,
если милости нет у тебя во рту.
Т.П. Пнину
Кабеля тянуть весной - очень подлая работа:
грязь то жижей обольет, то уколет тонкой льдинкой;
интересно, как его звала родная рота:
Тимофей Палычем, Тимошей или Тимкой?
Было б горе не беда, будь мы все в своей тарелке;
как ни скручены сердца, век гражданский слишком долог.
Кто прошел до конца? Только бабочки, да белки,
да родной навсегда неизвестный орнитолог.
Видно, крепкий Господин притесняет нас с тобою.
Что имела, не храня, растеряла наша банда:
ты вот с честью в боях, я - без чести и без боя,
а конец-то один за кончиной Фатерланда.
Не сгинела пока, только сгинула в тумане;
вот промельк, вот изгиб, хоть теперь не провороньте!
Хорошо, что ты жив: хоть на деле, хоть в романе,
хоть в крови барчука, не погибшего на фронте.
Вчерашний день одно лицо
передало мне письмецо
от Вас, моей богини,
о том, что я в грехах погряз,
что честь и совесть порастряс,
скитаясь на чужбине.
Я по прочтении письма
обескуражен был весьма,
слезами обливался.
Я честен сердцем и умом,
и в добром имени моем
никто не сомневался.
Наемник Тридцатилетней войны.
Я представляю смерть свою.
Сказать, что я ее люблю -
ошибка, да какая.
Но много большее вранье
сказать, что я боюсь ее -
нисколько, дорогая.
Я вспомнить жизнь свою берусь.
Сказать, что я ее боюсь -
солгать, и неумело.
А дорожить ей был бы рад,
да не случилось, камерад.
Так Вам какое дело?
Во избежание грешков
эпиграф быть длинней стишков
не должен, не скрываю.
Но как на вещи ни смотри,
там две строфы, а тут их три -
и вот я их кончаю.
Перс, стоящий за наследников Александра - дознавателю Селевка.
Когда я встал за Аргеадов? Что ж,
не знаю, что сказать. Ты человек
Селевка, и твоя нетверда память.
Скажу "давно" - а выйдет, что недавно.
Скажу "недавно" - выйдет, что давно.
Я встал за них тогда, когда и все -
меж Дарием и Бессом. Но не так,
как все. Не за почет я принял полк,
и не для славы отдал дочерей
фракийским козопасам. Ради царства
я сделал это. Слушай, человек!
Ты думаешь, что царство - это персы?
Нет, царство больше персов; и не мы
ему рожденье дали, и не нам
равняться смертью с ним. Его Хувахштра
восставил над нагорьями Ирана
и заповедал доблестным хранить.
И мы его хранили; и оно
легло Сэнмурвом материнских сказок:
одно крыло на берегах эгейских,
другое - в индском золотом песке.
Пока над миром в громе труб Раздор, -
нет, почему я должен по-явански
вести об этом речь перед тобой? -
Пока над миром Драуга в громе труб
идет, стирая царства и царей, -
не перестанут сокрушаться люди
о воине, над многими едином.
Единодержец! Меч в твоей руке
народу слаще золота и меди
в коротких пальцах племенных князей, -
затем, что он отнимет меньше жизней,
чем их благодеянья. Для того
Сэнмурв наш должен жить. Но годы темны,
века бездонны, сроки коротки;
и одряхлел Сэнмурв. И клюв его
сомкнулся, и густеющую кровь
все тише сердце гнало. Так он спал,
а птицы, оживающие в нем,
глаза выклевывали друг у друга,
и позабыли битву. И тогда
твой Искандар нагрянул от заката,
и вырвал сердце старое, и сам
тем сердцем стал! И горестный Сэнмурв
ударил к небу медными крылами
и сжал в когтях тугую плоть земли.
И клюв ударил в дерзкое лицо.
И крик врага услышал Ариман!
Кто Хинду сокрушил? Дараявауш!
Кто Хинду потерял? Дараявауш!
Кто сокрушил их снова? Искандар!
Иди за палачами. Ты теперь
узнал, зачем я встал за Аргеадов.
Нефтегорская элегия
Лежит товарищ под плитою,
не голосит уже совсем
и слабо шевелит ногою,
не отвлекаемый ничем.
В своем пиковом положенье
он в гроб вживую положен.
Блаженны павшие в сраженье,
а он нисколько не блажен!
Ему, избраннику свободы,
такой удел народом дан,
чтоб не проник в родные воды
медоточивый басурман.
И вот он больше не страдает,
и не слыхать ему того,
как смачно Родина рыдает
над прахом сына своего.
(Ельцин отказался от японской технической помощи нефтегорцам на том основании, что такая помощь могла бы укрепить позиции японцев в нашем территориальном споре. Японская техника поспевала в первые же сутки, наша прибыла из Европейской России на третьи. Большая часть жертв, в том числе несколько десятков старшеклассников, задохнулась к исходу второго дня. По покойным объявили траур).
1200 BC
Крепок рог Баала, славен бог Пеор!
Слушай: мы споем,
как Зимри сын Салу вел великий спор
с Моше-колдуном.
А Зимри сын Салу побеждал сердца,
был силен и смел;
а Моше-проказа вырос без отца,
рода не имел.
Моше сговорился с демоном огня:
о Зимри, Зимри!
Слушай бога воинств, почитай меня,
Косби изотри!
А Зимри сын Салу взялся за колун:
Милосерд господь!
Что тебе за дело, подкидыш-колдун,
с кем я тешу плоть?
Жены Мидиана нежны и быстры;
точно кедр, их стан -
оттого-то шлет их под мои шатры
сильный Мидиан!
Ими наше имя славится досель,
знаменит мой род -
а рукою Косби стелит мне постель
крепкий дом Цимот!
Старший Эльазара - злобы было в нем
больше, чем во всех -
он Зимри и Косби ударил копьем,
умножил свой грех.
Шатер Цебаота - злобы было в нем
больше, чем во всех, -
сказал: эту кару ныне воспоем! -
умножил свой грех.
Шатер Цебаота! Вспомни и умри:
ударил твой час!
Богом Мидиана и дома Зимри
взыщется на вас!
Отчего в стране веселие, в воздухе значки?
В Тирце ворота распахнуты на три стороны!
Выезжает в громе доблестей первый сын Омри,
на святилищах Вааловых веют пламена.
Слышен, слышен шум оружия, грохот колесниц!
Покорять или покорствовать смертным суждено.
Похваляются походами сыновья князей;
повинуется начальникам человек страны.
"Эй, левиты, стая злобная, малоумный дом!
Где же язвы и чудовища, явленные нам?
Син дарует мне могущество, Бэл хранит страну
и лежат на лбу Израиля руки Ашерат!
Если б ведал я, что чадь моя к вам преклонит слух,
заколол бы сына милого собственной рукой!
Дом отцов моих развеял бы, истребил народ -
а не дал бы на посмешище город и страну!
Под великим звездным куполом смерть нагая ждет;
хлеб и бронза в утешение посланы земле.
Им, прекрасным, не изменим мы ради низкой лжи,
но пребудем им желанными в бодрости сердец!"
Оттого в стране веселие, в воздухе значки;
вТирце ворота распахнуты на три стороны.
Выезжает в громе доблестей старший сын Омри,
на святилищах Вааловых веют пламена.
Расскажи, отец, на деле,
что было встарь,
как утешил Йисраэля
Менашше-царь?
-Да, о том великом споре
хорош рассказ!
Он мечом большое горе
отвел от нас.
В год, как в Доре и Бетэле
взошла звезда,
лиходеи одолели
Бет-Йехуда.
Услыхав, что царь беспечен,
к людям вошли -
проточили злобой печень
сынам земли.
Хуже язвы и проказы,
яри полны,
помутили светлый разум
мужам страны.
Но крепка на свете мера,
жив окоем-
пробудился Сын Эбера
в доме своем!
Заревел, как над пустыней
Баал-Гроза:
«Эй, не застите святыней
мои глаза!»
Не оставил взявших имя
он от тех злых:
день и ночь в Йершалаиме
избивал их.
Сотрясло моря и степи,
что он свершил,
как разбил ярмо и цепи
над Богом Сил.
Дал ему грома и тучи,
плоть Ашторет,
дал дружинников могучих -
князей планет,
и кумиры вереницей
взошли на трон,
да не будет, как в темнице,
одинок Он!
Слава воинской секире,
знающей честь,
и богам, великим в мире,
сколько их есть;
слава милости и каре,
что мы нашли,
и Менашше-государю,
отцу земли!
Тум-балалайка-шесть-двадцать-два
(622 г. до н.э. - революция Иосии)
"Ликуй и радуйся, дочь страны!
Веселись, Израиль, пляши, Эбер!
Господин сокрушил врага твоего
и разбил над тобою ярмо твое.
Господин твой, Бог твой среди тебя, -
уже более не увидишь зла".
Жрецы Баала лежат мертвы;
черепа их пробиты по всей стране,
и лакают собаки кровь и мозг
на телах раздробленных их детей.
Господин твой, Бог твой среди тебя:
уже более не увидишь зла.
Те боги,что были среди людей,-
кровавый прах - подношенье им;
и уста, точившие им хвалу,
в крови и прахе осквернены.
Господин твой, Бог твой среди тебя!
Уже более не увидишь зла.
Сыны Иакова лишились жен,
и матери исторгнуты от детей,
ибо лону Моава не должно впредь
семя Израиля принимать.
Господин твой, Бог твой среди тебя;
уже более не увидишь зла!
Ликуй и радуйся, дочь страны!
Веселись, Израиль, пляши, Эбер!
Все то, о чем мечтали отцы,
сегодня сынами совершено,
и более зла не узнаешь ты;
ибо большего зла совершить нельзя.
А дни поколений идут, как дым,
и других детей изберет Господь,
и ударит к небу иной берит,
арийской свастикой осенен!
И Господь твой будет среди тебя;
и ты узнаешь
Его
любовь.
Ахеменидские "бессмертные" в битве при Егорлыцкой. 1920.
Царские барабаны
снова бьют войну.
Все великие страны
встали на Дону!
Спарда и Катпатука,
Мадай, Анчан -
наготове их луки
и полон колчан.
Почему они с нами?
Боевой дракон
поднял большое пламя
за людской закон.
За милосердье к низшим
за княжой почет;
где же Ахаманишьям
воевать еще?
И неведомо нашим,
что пред ними в ряд,
как подобает старшим,
лучники стоят.
Здравствуй, младший и средний!
Сторонись, народ:
Арта бой последний
Драуге дает!
Блеск чешуйчатых броней
обступает крест,
а на левом Мардоний,
на правом Масэст.
На грабителей-сака
у Танай-реки
встали, как встарь, в атаку
царевы полки.
Тиберий Александр
Нам отныне целый мир как львиный ров,
где стоял дом бога, там пир саламандр.
Или ты отрекся от крови отцов,
господин Египта, префект Александр?
И префект ответил: Смотри, я еврей;
хлеб и мед империи в этой руке!
Женщины с глазами моих дочерей
прокляли меня на моем языке.
Но кровь рода моего я не таю,
словом и оружием я служил ей,
ибо я разрушил столицу мою
ради славы истинной столицы моей!
Не со мной ли мертвые этой земли?
Их княжою славой не я ли вспоен?
На безумье Эзры не со мной ли пошли
об руку с ромеями Двенадцать племен?
Что, Йерушалаим, ты утратил свой пыл?
Что не рад ты богом предреченной судьбе?
Это старший сын Омри, знай, наступил
калигами римскими на горло тебе!
Не гордись упорством, великий народ!
Мало славы тем, кто утратил свой дом.
Люди не помилуют, бог не спасет,
если ты упорствуешь в деле дурном.
Так не верь в ямнийскую низкую лесть,
потом выслужи свой хлеб в дальнем краю.
Вместе погубили мы общую честь -
в одиночку воротить сможем свою.
Так не верой смрадной, не для рабских забот,
но по крови отческой я ныне еврей.
Славьте племя Шета, сутийский народ,
ярость и удачу касситских царей!
Пой мне, пой о тех, кто был Бэлом храним -
о князьях, кто не видал меры стадам,
кто соседям воздавал металлом одним -
золотом союзникам, железом врагам!
Их дыхание поет в сердце моем,
их деяниями дух мой закален,
что мне в том, что ныне пуст мой окоем,
что распался разум их под пыткой времен?
Эй вы, кровные мои, слышите гром?
Что вещает вам господь мира сего?
"Имя, втоптанное в грязь вашим трудом
чистым пламенем горит в детях его!"
Старому пролетарию В.В.Бортикову, автору афоризма "Разве ты еврей, что спрашиваешь: За что?"
Прейскуранты больше не в цене.
А бывало, им давали цену.
Как они казались непременны!
Оказалось: вовсе даже не.
Милый Бортиков! Сымай пальто.
Без него тепло у батареи.
Самые последние евреи
перестали спрашивать "За что?"
Все за все. Такой теперь расчет.
Можно и за свастику три года.
Можно стать борцами за свободу,
пару сотен баб списав в расход.
Можно и совсем наоборот,
получить полушку за фигнюшку:
если вставить в рамку или в дужку -
выйдет арт. Люби его, народ!
Что поделать? Дел - хоть сразу сто.
Можно пиво жрать, варганить войны.
Можно, наконец, и ждать спокойно,
как в распыл вас пустят. Ни за что.
Схема клятвы.
Под небом яростным
бьются день за днем:
не помни жалости,
защитив свой дом.
От века прежнего
клятва дорога:
убей мятежного,
не щади врага!
Под небом горестным
бьется царь с царем;
воздай же доблестным
за добро добром.
По слову медному,
кто отдал - богат;
дари победному,
не жалей наград!
У неба ясного
битва знает срок;
ревнуют властному
Запад и Восток.
Уста старинные
очищают край:
не тронь невинного,
верных сберегай!
Да ведает ночей
вечная страна:
нет славы без мечей
и не в них она!
Да будет согнут враг
на века веков
не сворою собак,
а стаей волков!
Случилася трагедия, куда там Гамлетям:
Анюта в "Литнаследии" Мишаню шлет к чертям!
Они ж дивчины гордые, они не из простых;
с такой изящной мордою не любят голубых.
Ни духа византийского, ни тучи гнутых крыл,
ни ветерка стигийского Мишаня не ценил.
И жил-то не Россиею, не в грезах об ином,
не с вечною Софиею, а просто с Юркуном.
При виде этой парочки, твиксующей в цвету,
тянулись пролетарочки к родимому винту,
и лишь приказ уверенный смирял их скорбный труд:
"Пока еще не велено, пока пущай живут!"
И долго неприличная та парочка жила,
и третья им не лишняя, не лишняя была -
ах, барышня кисейная, вся белая, как снег,
отбитая, трофейная, плененная навек!
Горит и кружится страна, сплошные кровь и честь, -
а здесь кроватка убрана, и можно пить и есть.
Держала тьмы татарские бумага этих стен,
как цитадели царские Хаттусы и Микен!
Всему приходит свой черед, пришел конец и им.
Свинец в затылок, темя в лед - и путь открыт другим.
Эй, боги, господа дорог, хранители земных,
даруйте мне пройти мой срок не хуже тех двоих!
1990-1991, далее везде.
Если чествуют правителя, радостно стране:
вот ведут мужи могучего на престол отцов;
воздевают на плеча ему кованый доспех,
славят медными гортанями доблести его!
Хороша судьба правителя - все в его руке.
В камне выстроен дворец ему: он пирует там!
По трубе его идут за ним конные в броне,
по кивку его ложатся с ним дочери князей.
Помни, помни, сердце слабое: это все - царю!
Царь - кто мужеством воителя радует страну,
сокрушил иноплеменников, укротил края,
поражает непокорного, губит мятежи.
Ты ли, ты ли, горе города, это преломишь?
Не пойдешь войной на недруга, не свершишь суда?
малых сделаешь великими, злобным волю дашь,
расточишь напрасно подати, бросишь рубежи?
И запомни, горе города, воровской вожак:
царь не подлое ничтожество, схожее с тобой!
Царь не тронет безоружного, женщин не казнит,
не ударит в спину бедного, не нарушит клятв!
Эй, великие наместники, удержите власть!
Власть не для князей-изменников, гложущих народ!
Власть - опора Необорного, сильным похвала,
утешенье беззащитного, кровь твоей страны!
Эй, великие наместники, удержите власть!
Эй, десятники и сотники, удержите власть!
Эй, приказные-чиновники, удержите власть!
На негласный пароль из «Одиссеи капитана Блада».
Когда он был почти готов и смерть ждала невдалеке,
он повторял ту пару слов на птичьем нашем языке -
когда совсем невмоготу - почти библейских два стиха -
"Ви помниль яблони в цвету? Да? Ха-ха!"
Чтоб не могли нас разъяснить по жизни нашей боевой,
сплетали мы за нитью нить сеть субкультуры речевой;
она звенела за версту, когда громка, когда тиха:
"Ви помниль яблони в цвету? Да? Ха-ха!"
Еще мы видели семью, и хоть дерьмо была семья,
сквозь всю изысканность свою мы ей годились в сыновья,
и как паролем на лету ("Прием, "Рябина"! Я "Ольха"!"):
"Ви помниль яблони в цвету? Да? Ха-ха!"
Так знай, еще нам дело есть - в метафорическом бою
пасть не за кровь и не за честь, а за семантику свою -
за воровскую простоту, за ту, с кем близко до греха, -
"Ви помниль яблони в цвету? Да? Ха-ха!"
Подражание Олейникову
Хочу я быть бурундуком, ежом, сурком и хомяком;
в конечном счете пасюком, обычным серым крысюком
я быть хочу.
Он развивается как вид, он социальный индивид,
и сколько бедствий и обид ему ветслужба не сулит,
он все живой.
А я почти что неживой, хотя довольно деловой;
без злобы путь свершаю свой, и лишь наедине с Москвой
душою бодр.
Когда бы в подполе я жил, то я б об этом не тужил,
а стае истинной служил и честно голову сложил
в шальном бою.
Ангара, 1920
Вдвойне благую смерть находит
в гражданской схваченный войне;
какой, скажи, ценою малой
он покупает небеса:
Вот он в пределы их вступает,
кивком приветствует богов,
а впереди, крича приказы,
идут дружинники его.
Заворожен военным долгом,
ты встал под знамена князей.
Слуга почтеннее свободных,
а барка праведней волны.
За это казни ты объявлен
и скорой смерти наречен,
а палачи твои страшатся
деяний гнева своего.
Во тьме твоей пустыни синей
ты аду обрекал войска,
и соглядатаи шептали
тебе о замыслах чужих.
А ныне ждет седая гибель,
чтоб сокрушить тебе уста,
и не восполнить трубам мира
великой пустоты твоей.
Не бойся, бедный исполнитель,
тебе никто не отомстит.
Свинец вошел ему в затылок,
и он не встанет из воды.
В ушах его звенят цимбалы
тебе неведомых пиров,
и он могуч и милосерден,
и не потребует суда!
|
| « Изменён в : 06/15/08 в 14:27:14 пользователем: Mogultaj » |
 Зарегистрирован |
Einer muss der Bluthund werden, ich scheue die Verantwortung nicht
|
|
|
Antrekot
Bori-tarkhan
Живет здесь
CНС с большой дороги
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 16204
|
Quote:Так знай, еще нам дело есть - в метафорическом бою
пасть не за кровь и не за честь, а за семантику свою |
|
Да.
С уважением,
Антрекот
|
|
Зарегистрирован |
Простите, я плохо вижу днём. Позвольте, моя лошадь посмотрит на это. (c) Назгул от R2R
|
|
|
|
