|
||
Заголовок: Бунт победителей Прислано пользователем Kurt на 07/09/08 в 21:57:59 «Операция» белорусских партизан, не вошедшая в официальную хронику событий 1944 года Юрий Сергеевич Миненков — человек ответственный за свои слова и поступки. Такая служба была у него всю послевоенную жизнь: дипломированный юрист, руководитель кадровой службой Минпромстроя, перед уходом на пенсию работал заместителем директора объединения «Автоспецтранс». Тема нашей беседы с ветераном — непростой переход людей из военного состояния в мирное. Есть общеизвестное событие: 16 июля 1944 года в Минске в излучине Свислочи на территории бывшего ипподрома состоялся митинг и партизанский парад с участием свыше 30 тысяч народных мстителей. Но никогда не говорили у нас вслух об истинном смысле этого грандиозного мероприятия. Состоял же он в том, чтобы вывести лесных бойцов и их командиров на линейку официального смотра. А которые останутся в лесах — с теми, значит, надо будет разбираться особо… «Неисторический» случайный кадр: партизанский парад 16 июля 1944 года в Минске окончен, партийное начальство покидает трибуну (первый, в шляпе, секретарь ЦК КП(б)Б по идеологии Тимофей Горбунов). И вот теперь-то начнется устройство судеб бывших лесных бойцов… Наводчик пушки-сорокапятки Юра Миненков из партизанского отряда «Сокол» бригады имени Пономаренко на парад в Минске не попал. Не мог попасть, потому что еще 12 июля на шоссе Ружаны — Пружаны в тогдашней Белостокской области участвовал в артиллерийской засаде на отступающих немцев. А назавтра у партизан произошла встреча с советской войсковой разведкой. В тот незабываемый день 13 июля 1944 года Юрию исполнилось восемнадцать лет. Юрий Миненков. 1944 год Перед началом войны он успел окончить первый курс Минского ветеринарного техникума. Профессию выбирал по примеру отца — тот был главным врачом районной ветеринарной лечебницы в Паричах (отца в 1937 году арестовали как «врага народа», получил он по несправедливому приговору 10 лет лагерей, всего же отсидел 18 лет и в 1955 году был реабилитирован). И вот в середине июля 1944-го бригада имени Пономаренко попала под расформирование. Юрий Сергеевич Миненков В просторной хате комиссия из трех армейских полковников листала за столом личные дела партизан. Сбоку примостилось командование бригады — давало пояснения. В хату по одному вызывали бойцов и персонально решали судьбу каждого. А на улице хлопцы разбились на группы, горячо обсуждали два предполагаемых варианта судьбы: или определят в местный истребительный батальон, чтобы ловить по лесам всяких недобитков, или же пошлют в шестимесячную полковую школу, а там — на фронт. Командир отряда «Сокол» Феликс Леонов доложил комиссии про Миненкова, что в партизанах тот с мая 1942 года, прибыл с личным пулеметом Дегтярева, а позже доставил припрятанную противотанковую пушку. Участвовал в подрыве трех железнодорожных эшелонов, после ранения проявил себя результативным командиром артрасчета в боях с гарнизонами в Денисковичах и Ворониловичах. «В полковую школу», — коротко прозвучало назначение. Юрий вышел на улицу обескураженным. Считалось у партизан, что лучше попасть в истребительный батальон — дело, мол, лесное, знакомое. Однако на следующий день выяснилось, что то было обманом. Несостоявшихся «ястребков» отвезли на студебеккерах в соседнюю войсковую часть, а там их переодели в застиранное хабэ второй категории, то есть, снятое с «безвозвратных потерь», и без всяких курсов молодого бойца послали на передовую под пули. Примечательно, что в число обманутых попали все довоенные кадровые армейцы из окруженцев и бежавших пленных. Ну и, конечно, подгребли тот народец, что напросился в партизаны под конец войны. Иного, доброжелательного, свойства был обман, которым наградили Юрия вместе с его другом Иван Кривошеевым. Дело в том, что под конец войны верховное командование справедливо решило, что надо бы поберечь молодежь из последних призывов 1926-1927 годов рождения. Кто будет восстанавливать страну и «выстругивать» новых солдат, если всех мужиков поубивают?.. Поэтому ребят, которые помоложе да с ясным умом, под предлогом отбора кандидатов для полковых школ откомандировали в распоряжение Белорусского штаба партизанского движения — в Лошицу под Минском. Юрий Миненков — артиллерист партизанской бригады имени Пономаренко и его документы о зачислении на курсы. Июль-август 1944 г. Тут, на месте последней дислокации, из БШПД «вылупливался», словно бабочка из кокона, аппарат ЦК и Совнаркома мирного времени. Практичные наши батьки-герои, вновь становясь секретарями обкомов гражданского образца, подбирали кадры из лично преданных партизан-земляков. На десятилетия вперед в БССР формировались партизанские кланы во власти. Полесские, витебские, минские… В Лошице Юрию выдали двадцать пять тысяч рублей и бумажку с направлением на учебу. Первого августа 1944 года в Минске открылись двухмесячные курсы при ЦК КП(б)Б по подготовке работников для районов, освобожденных от немецких захватчиков. Номенклатуры низового звена тогда остро не хватало, к пережившим оккупацию прежним советским чиновникам доверия не было, и поэтому из вчерашних партизан начали спешно клепать кадры для восстановленных райкомов и райисполкомов. Юрия Миненкова зачислили на отделение комсомольских работников. Председателем приемной комиссии курсов и затем цековским их куратором значился Иван Варвашеня — знаменитый партизанский комиссар, ставший секретарем столичного обкома (позже его именем назовут улицу в Минске). Но, похоже, только числился Иван Денисович ответственным за судьбы сотен курсантов, ибо реально в их заботы не вникал. Курсы кое-как разместили в уцелевшем корпусе института физкультуры на Комаровке — современное здание Национального олимпийского комитета Беларуси. Еще месяц назад там был немецкий госпиталь. Расселились в комнатах-палатах на 15-20 человек. Все имущество — железные койки и матрасы в засохшей сукровице и гное. Курсанты бросились на поиски белья и одеял, но нашли только склад трехслойных бумажных мешков, в которых немецкие санитары закапывали своих мертвецов. Этими трупными мешками и стали укрываться. Описываемый район событий: здание института физкультуры в довоенные, военные, послевоенные годы и сегодня Из досок и чурбаков сколотили скамьи, началась учеба. В программе следующие предметы: история ВКП(б), Конституция СССР, политкарта мира и — тому подобное. Дисциплины «архиважные» для практики восстановления колхозов и совхозов. Здесь я включаю фрагмент прямой речи Юрия Сергеевича, записанной в нашей беседе на диктофон: «От имени белорусского цека нас учили уму-разуму какие-то странные лекторы, приблудившиеся в Минск с обозами из советского тыла. Исключительные начетчики и долб…ы! Безграмотная речь по безграмотным конспектам — подстать самим наукам. Эту белиберду мало кто слушал. Начались самовольные уходы с лекций, да и вообще с курсов. Однажды исчез мой боевой товарищ Ваня Кривошеев — подался на Украину в шахты. Думал, что хоть там не пропадет с голоду, а потом, как выяснилось, погиб в забое…» Миненков объяснил мне ту обстановку: полтысячи молодых людей определены на учебу в чужом городе, сторонней помощи им ждать неоткуда. Паек назначен по карточке для служащих 2-й категории, собственных огородов нету. К концу месяца курсы охватил самый настоящий голод. Все мысли, устремления — только насчет еды. Неудивительно, что появились поддельные талоны на обеды, и перестало хватать даже постной баланды. Юрий ослабел до того, что едва взбирался на третий этаж к своей койке. Однажды во дворе инфизкульта, где пленные немцы убирали битый кирпич, он приостановился у костерка из щепок. Какой-то фриц, подобрав за охранниками небрежно опорожненную жестянку от американских консервов, набил ее картошкой и спроворил себе суп. Юра оцепенел, закружилась голова от запаха мясного варева. Немец сделал приглашающий жест: иди, мол, сюда, вместе похлебаем. Стыд и обида охватили вчерашнего партизана. Он, победитель, завидует убогой трапезе побежденного врага! Ситуация вокруг курсов грозила разрядиться скверно. И это наконец произошло. Началось все с выдачи курсантам бывшей в употреблении одежды — благотворительной помощи от союзников. Юрию поначалу достался вполне приличный пиджак (на обороте сохранившегося удостоверения курсанта Миненкова я заметил карандашную пометку «пиджак выдан»). Позже кладовщик выбросил ему широченные матросские брюки. Ушить их возможности не было, и Юрий по совету друзей выменял штаны на Комаровском базаре на буханку хлеба. Вообще с заокеанскими шмотками немало оказалось связано легенд и всяких «непоняток». Обычными были рассказы, как некто нашел зашитые в подкладку плоские наручные часы или же долларовую бумажку. Подарок, значит. Случались находки записок с содержанием типа того, что «дорогой русский друг, желаем тебе скорейшей победы над врагом». Народ в очередях за бесплатной одеждой грозился прибить жуликов-кладовщиков, если те выдавали вещи со вспоротыми подкладками. И вот приключилась история на Комаровском базаре, куда двое курсантов принесли американское пальто. Их окружила компания здешних барыг и по отлаженному сценарию начала громко охаивать предмет торга. Трясли пальто, выворачивали его наизнанку, громко указывали на распоротую подкладку и обидно кричали, что вот-де зажрались партизаны: «Посмотрите, люди добрые, что эти гады делают! Сами себе из посылок доллары выгребают, а нам на остаток всякую дрянь скидывают. Где милиция?!..» Курсанты отвесили спекулянтам несколько зуботычин, однако немедленно были окружены нарядом из здешнего отделения. Одного из приятелей повязали, а другой сумел вырваться и с отбитым в драке милицейским наганом примчался на курсы. Примчался за тем, чтобы из тайника под полом в общежитии вытащить собственный автомат. Вместе с ним извлекли личное оружие еще ТРИСТА курсантов — вчерашних партизан. Сплотились в штурмовую колонну и бросились на отделение милиции выручать товарища. Спрашиваю у Миненкова: — Лично у вас какой был тогда ствол? — Парабеллум. Советский пистолет ТТ я не любил — он какой-то неукладистый в ладони. А вообще-то моей гордостью был наган — внешне обычный, а на самом деле переточенный под наиболее распространенный патрон от автомата ППШ… Штурм милицейского «постерунка» на Комаровке был победно-коротким. Обошлось без вооруженного кровопролития, если не считать расквашенных носов у незадачливых милиционеров. Арестованного партизана отбили, стволы и боеприпасы из оружейной комнаты изъяли, а само помещение милиции разгромили так, что остались только стены. Батальон прошел… По завершению операции партизаны-курсанты построились в колонну и строевым шагом с победной песней вернулись «на базу». Въездные ворота у здания института были тут же забаррикадированы. Окна ИФК ощетинились стволами ручных пулеметов, автоматов, винтовок. — Насчет пулеметов, Юрий Сергеевич, не преувеличиваете? — Никак нет. Были два или три немецких машингевера и один наш дегтярь… Курсанты затаились у подоконников, понимали, что это только начало. Через полчаса здание оцепили войска НКВД. Теперь стало ясно, что минимальным наказанием явится отправка на фронт. Однако именно на это все рассчитывали: «Ну и хрен с ним! На передовой хоть перловки с кониной наедимся!» К воротам на джипе подъехал (вот истинная правда!) генерал-майор и потребовал немедленно их открыть. Ультимативный тон возмутил «повстанцев», раздались свист, улюлюканье, а один из пулеметов ударил очередью поверх ворот. Тогда более тактично было объявлено, что правительственная комиссия желает разобраться в причинах ЧП и нормализовать положение. Часа через полтора стороны приняли совместное решение. Удивительно, но требование курсантов отправить их на фронт решительно отклонил цековский представитель Иван Варвашеня. Вы, мол, уже навоевались и нужны для более ответственного дела. А с завтрашнего дня вопрос питания будет урегулирован. Тогда курсантская сторона принципиально потребовала не искать виновных в их рядах. С этим согласились. А под конец переговоров бывшие партизаны слегка зарвались и объявили, что каждому из них должна быть выдана бутылка водки и три пачки папирос. Тут заволновались чины из НКВД, но их заверили, что пир победителей не выйдет за пределы здания. Пришли в итоге к компромиссному решению: на протяжении трех дней всем на ужин будет выдаваться по стакану водки. Так и вышло. Милицейские наганы вернули. Водку получили. Питание улучшилось. Репрессии к курсантам не применялись. А на толкучке милиция стороной обходила парней с внешностью лесных бойцов. — Юрий Сергеевич, я догадываюсь, почему историю с тем партизанским бунтом руководство республики замяло. — Неужели! — События вокруг Комаровского рынка и института физкультуры произошли, по вашим рассказам, в середине сентября сорок четвертого? — Так. — А десятого сентября (дата точная, она зафиксирована в документах белорусского ЦК и в рапорте Цанавы на имя Берии) тоже в Минске и тоже на базаре, только не на Комаровском, а на Суражском — приблизительно на том месте, где сейчас находится Дом быта по улице Московской, произошли массовые беспорядки. История в общем-то заурядная: из эшелонов с ближней Товарной станции просочились на базар солдаты маршевых батальонов. Сначала, верно, они «по-честному» пытались добыть хлеб-сало-самогон, а потом начали просто грабить подряд местных торговцев. Мол, все едино на фронте помирать, так хоть напоследок разберемся с тыловой спекулянтской сволочью. Был поднят по тревоге полк НКВД, прозвучали выстрелы… Тогда в ушедшем в Москву рапорте все было списано на неких «военнослужащих штрафного батальона». Само упоминание штрафников — каких-то случайных, проезжих — вроде как снимало с республиканского начальства вину за допущение безобразий. Но как теперь выкрутиться, если устроителями бунта выступили не уголовники, а советские партизаны — краса и гордость БССР! Причем не просто партизаны, а лучшие из лучших, будущие партийно-советские кадры. И вот представим, какие вопросы мог задать Сталин: «Почему, товарищ Пономаренко и товарищ Козлов, у вас в Минске каждую неделю происходят вооруженные восстания? Так вы обеспечиваете надежность тыла героически наступающей Красной Армии? Кстати, не вы ли сами недавно руководили так называемым партизанским движением?» А тут вдобавок Берия на ухо нашептывает: «А еще они при планировании операции «Багратион» предлагали Ставке свой план овладения Минском силами одних только партизан без участия регулярной Красной Армии, но вы, товарищ Сталин, гениально тогда разгадали и в корне пресекли этот преступный замысел». Ой как кисло могло тогда стать руководителям белорусского ЦК! Поэтому событие было «интерпретировано» примерно так: «Наблюдались временные недовольства, общее собрание прошло на эмоционально-невыдержанных тонах, однако конфликт улажен, виновные наказаны, в настоящее время обстановка нормализована». А вообще в Минске стреляли еще очень долго. Документ в тему: 12 декабря 1944 г. Секретарю ЦК КП(б) Белоруссии тов. Пономаренко П.К. Командующему Белорусским военным округом генерал-лейтенанту т. Яковлеву В городе Минске до сих пор продолжают иметь место факты, нарушающие общественный порядок днем и особенно ночью. Наблюдается целый ряд случае бесцельных стрельб, ракетосигналов, проявления фактов хулиганства со стороны отдельных военнослужащих, проезжающих через г. Минск и проживающих в Минске, в особенности в районе Суражского рынка и в районе Ляховки. <…> Комендатура города Минска, столичного города, через который проезжает большое количество войск Красной Армии, состоит из одного коменданта — полковника тов. Лесных, трех адъютантов и двух девушек-бойцов, остальной штат привлекается из частей. Развод составляет в сутки 54 человека, а в некоторые дни только 27 человек. Комендатура своей гарнизонной войсковой единицы в городе не имеет. Прошу выделить специально для комендатуры гор. Минска отдельную единицу — батальон, который бы держал надлежащий порядок в городе и в особенности на железнодорожном узле. Секретарь Минского городского комитета ЦК КП(б)Б И. БЕЛЬСКИЙ Стреляли, как видно из докладной, уже не партизаны, а проезжие армейцы. Хотя, кто его знает… Naviny.by http://www.21.by/news_?id=306993 |
||
Удел Могултая YaBB © 2000-2001, Xnull. All Rights Reserved. |